Детектив на исходе века [ Российский триллер. Игры капризной дамы] - Сергей Трахименок

— Рядом с „Жемчужиной“, — сказал следователь.

— Если он упал с него, то это — убийство: оттуда невозможно упасть случайно.

— Он упал не с моста, а с откоса. Поднимался по ступенькам и, скорее всего, оступился. Ночью там темно. Он оступился и полетел вниз, а там высота пятого этажа…

— Возможно, оступился, — поправил следователя Федя так, как бы сделал преподаватель криминалистики, услышав столь категоричное заключение Юнакова.

— Да, да, возможно, — уточнил Юнаков.

— Я могу засвидетельствовать, — продолжал развивать успех Федя, — что гражданин Коломиец не собирался покончить жизнь самоубийством.

Наступила продолжительная пауза, после которой Юнаков спросил:

— Вам раньше приходилось сталкиваться со следствием?

— Нет, — категорично ответил Внучек, и это соответствовало действительности, ведь в прошлом он был опером, а не следователем.

— Вы полагаете, — нашелся, наконец, Юнаков, — что я пытаюсь натянуть этот факт на несчастный случай или самоубийство?

— Я ничего не полагаю, для того чтобы факт „натянуть“, необходимы доказательства, хотя бы частичные…

— Вот я и займусь сбором доказательств, — сказал пришедший в себя Юнаков, — я для того здесь и сижу. — И он протянул Феде протокол для подписи.

Не особенно улавливая смысл написанного, Федя пробежал текст глазами:

— Если мне что-нибудь станет известно, — начал он.

— Если что, сразу ко мне, — холодно перебил его следователь. — До свидания…

„Да, так хорошо начавшийся разговор со следователем, так плохо закончился, — подумал Федя, выйдя из здания прокуратуры. — Я займусь сбором доказательств, потому что я здесь сижу“. — передразнил он Юнакова. — Ты не найдешь доказательств именно потому, что ты сидишь, чтобы найти доказательства, надо бегать или, по крайней мере, ходить…»

И он пошел вдоль Ленинского проспекта, стараясь держаться в тени деревьев, чтобы на солнце опять не поднялось артериальное давление и не начались головные боли.

Через полчаса он был у цели.

— Прошу прощения, — сказал он, остановив какого-то парня, — как называется этот мост?

Парень пожал плечами и ответил, что он — не местный.

Следующей была пожилая женщина. Поскольку она не напоминала отдыхающую, он обратился к ней, но получил ответ:

— Мост и мост, никак он не называется…

И только с третьей попытки выудил Федя неофициальное название моста.

Старушка, худая, бойкая, с хозяйственной сумкой в руках, стала объяснять:

— Светлановский это мост, светлановский, потому что рядом со «Светланой»[26] построили, а есть еще Ривьеровский, так тот рядом с Ривьерой стоит… там его построили, а этот — Светлановский, он — рядом со «Светланой»…

Федя прошел мост туда и обратно. Конечно, он сказал Юнакову неправду. На мосту он никогда не был, но высоту определил правильно. Бешеная высота. Если кого-нибудь сбросить с такой высоты, надежды, что выживет, никакой. Какая там высота пятиэтажного дома! Тут добрых семь этажей будет.

Следователь говорил, что Мишка упал не с моста, но осмотреть мост надо. Он знал это. Иной раз стоило просто походить рядом с местом происшествия, чтобы ни с того ни с сего найти единственное правильное объяснение всему, что произошло там. Так, во всяком случае, не раз бывало раньше, но будет ли так сейчас? Два года — большой срок, и, весьма возможно, оперативный нюх у него пропал. Ничего не поделаешь — профессионал должен держать в форме все, в том числе и нюх.

После осмотра моста сверху он спустился вниз, где сразу же обнаружил то, о чем говорил следователь.

Там, где позавчера лежал труп Мишки, был мелом очерчен контур, зафиксировавший положение тела. Недалеко от контура начиналась бетонная лестница.

Некоторое время Федя стоял возле контура, абсолютно ни о чем не думая, а потом стал подниматься вверх по лестнице, механически отмечая:

— Пыльная, грязная — значит, по ней редко ходят. Почему? Либо о ней никто не знает, либо существует другая причина.

Объяснение этого нашлось сразу же, как он поднялся на самый верх. Лестница была не достроена и под самой «крышей» моста заканчивалась, далее вела узкая тропинка, очень наклонная, и ходить по ней было не только неудобно, но и опасно, ибо риск свалиться вниз был весьма велик.

«Вот почему у следователя возникла версия о несчастном случае… Впрочем, какая версия — убеждение, что произошел именно несчастный случай. Хотя Юнаков прав, пока данных, что под мостом произошло что-то другое, нет… И я на его месте подумал бы точно так же…»

Федя прошел по тропинке до кустов, росших у самого выхода на мост, продрался сквозь них, прошел мимо строящегося дома и оказался у остановки автобуса. «Театральная» — значилось на табличке, прикрепленной к столбу.

Было около часа дня. Солнце пекло так, что жара была, как в пекле. Он испугался, как бы опять не начались головные боли, и вернулся обратно под мост, на бетонную лестницу. Расстелив на верхней ступеньке газету, он уселся, стал осматривать окрестности и размышлять.

«К началу лестницы Мишка мог подойти с двух сторон: либо от гостиницы „Жемчужина“, либо с противоположной стороны, второе наиболее вероятно, поскольку для Мишки не имело смысла от „Жемчужины“ идти под мост, чтобы опять подниматься вверх по лестнице».

Федя закрыл глаза, но картина, которая должна была возникнуть перед ним, не вырисовывалась.

«Надо прийти сюда ночью, — подумал он, — и тогда можно точно определить, почему Мишка полез на лестницу и почему сорвался. Может, он хотел сократить таким образом путь, а может быть, за ним гнались местные хулиганы. А вполне возможно, что он возле кустов случайно, а может быть, и нет, столкнулся с такими же лентяями, решившими сократить путь, но шедшими не снизу, а сверху. Решиться идти ночью по этой тропинке можно только группой, потому что спускаться по лестнице вниз гораздо хуже, чем подниматься верх, — закон гор».

И все-таки он недаром размышлял, сидя на ступеньках. Именно вид сверху позволил ему предположить — и это наверняка соответствовало действительности — место, откуда сорвался вниз Мишка. Это был не конец лестницы, а, скорее всего, верх тропинки, возле самых кустов. Однако проверить это у него не было возможности. Не было такой возможности, а может быть, и желания, и у Юнакова. Он — следователь, а не альпинист. Хотя он мог бы осмотреть склон, но, скорее всего, не захотел этого делать, поскольку для него все было ясно… Телесные повреждения свидетельствуют о падении тела по склону с большой высоты, но Юнаков не учел, что такие же повреждения могли образоваться и в том случае, если бы Мишку подтолкнули или даже сбросили с этой высоты, и кровоподтек, который образовался от удара, вполне мог спрятаться потом среди ссадин и кровоподтеков, вызванных падением тела с высоты.

И тут его осенило… Он вновь продрался сквозь кусты и направился домой.

Пес облаял его, когда он был на «хозяйской» половине двора, и совсем не обращал на него внимания, когда он был на половине отдыхающих, хотя он занимался тем, чем не должен был заниматься отдыхающий: Федя стал снимать бельевую веревку. Веревка была длинной и крест-накрест пересекала двор.

Бросив снятую веревку в сумку, Федя принял душ, отдохнул немного и вернулся к мосту.

Лестница под мостом встретила его приветливо, как хорошего и доброго знакомого. Видимо, с момента ее строительства никто так внимательно не относился к ней, не исследовал ее, как он, и даже местный человек и должностное лицо — следователь Юнаков — не проявил к ней такого внимания третьего дня.

Федя привязал веревку к стволу большой акации и начал медленно спускаться вниз по откосу моста, внимательно осматривая предполагаемый путь, который проделало тело Мишки.

Разумеется, он ничего не нашел, однако утвердился в мнении: чтобы упасть туда, где был очерчен контур тела, нужно было не просто сорваться, а полететь, то есть падать во весь рост или со всего роста.

И хотя это было только предположение, оно укрепило его сомнения о причине гибели Мишки.

Отдохнув, он стал подниматься по веревке вверх, и в самом конце пути, совсем рядом с предполагаемой траекторией падения тела блеснул маленький желтый кусочек металла. Федя переступил ногами в сторону, подобрал его и благополучно добрался до кустов. Там он смотал веревку и вновь уселся на последнюю ступеньку поразмышлять.

Перед ним, как на ладони, простирался противоположный склон оврага, часть которого была густо забита частными домиками. Чуть в стороне, более свободно возвышались пятиэтажки. Стены некоторых были увиты плющом, на балконах сушилось белье, вдоль дорог перед домами возвышались пирамидальные тополя, зеленели клумбы, а возле подъездов росли экзотические растения с огромными листьями, похожими на бананы, которые он видел в фильме «Хождение за три моря».